Он
Я проснулся. И увидел голубое небо, пушистые облака, взирающие сверху на высотные стеклянные здания, устремившиеся к этим самым облакам словно в порыве мечты. Рядом строилась еще парочка небоскребов. По голым скелетам пока непонятно было какими они будут, нежно-голубыми, дышащими зеркальной водой, как их ближайший сосед, либо коричневато-строгими как тот, что поодаль, но уже в их осанке, в их позах было стремление вверх, восторг высоты, поощряемый и поддерживаемый их родителями-строителями — башенными кранами.
Вокруг меня был парк. Обширную стриженную лужайку обступили раскидистые деревья. Их густая листва не могла противостоять натиску солнца, хоть и не жгущего, но всепроникающе настойчивого. Солнце пробивалось везде, лавочки, дорожки были покрыты шевелящейся рябью. На одной из этих пестрых лавочек сидела она. Она — это моя девушка. Моя — потому что мы неразлучны. Она принадлежит мне, а я ей. И только когда она крепко спит, у меня появляется возможность отлучиться по своим делам и получить кусочек свободы. Что касается её, у неё предостаточно этой свободы, мне часто, чаще чем хотелось бы приходится засыпать, когда бодрствует она. Но и она, и я больше всего любим эти моменты единения. Как сегодня, как сейчас.
Она долго гуляла в незнакомом районе, где симпатичные виллы карабкались вверх по склонам. В чужом городе ей захотелось найти здание телецентра, её вообще тянуло во всяческие центры, вот и этот захотелось разведать. Но что-то не так было с картой, и когда она уже отчаялась найти его, то случайно вышла к нему.
Здание оказалось выцветшим и неказистым, от него веяло 60-70-ми годами прошлого века. Припаркованные возле тротуаров машины располагались достаточно вольготно, отнюдь не налезая друг на друга, как можно было бы предположить. Вокруг вообще было пустынно. Она заметила только одного человека, покидающего главное здание, украшенное сверху вращающимся стилизованным знаком телевизора. Да и навстречу попалось только несколько прохожих, не смотря на будний день, разгар рабочего дня.
На телецентре лежала печать запустения. Она не сильно этому удивилась, ведь у нее дома телевизора не было вообще. Несколько лет назад во время ремонта квартиры она выбросила старого тяжелого монстра с огромной лучевой трубкой, а новый, из череды пришедших на смену элегантных тонких панелей, так и не купила.
Она жила в плотном информационном мире, каждый день пропуская через себя потоки информации, и ей казалось абсурдным проводить время за скучными телевизионными сериалами, без конца прерываемые безвкусной орущей рекламой. Новостные передачи были еще более отвратительными, к тому же нагоняли депрессию. На смену хаосу телевизионной информации пришел более упорядоченный интернет, и само телевидение превратилось лишь в один из его ресурсов.
Она подошла к двум большим антеннам-тарелкам. Тонкие металлические лучи, испускаемые из периферии их окружностей, сходились под острым углом в точке над центром тарелки. Вся конструкция навевала мысли о космосе, о других чутких антеннах высоко в горах, о рентгеновском телескопе на орбите земли. Эти две тарелки явно были построены давно, наверно тогда же когда и само здание с вращающимся контуром телевизора, то есть более полувека назад. В их простых формах очевидным виделось их предназначение. Не все так просто с современной техникой, формы подчас вводят в заблуждение. Она разглядывала белые тарелки, а я думал о том, что главные передатчики информации незримы. Так же как и ее потоки. И проходят они через головы людей. В рот человека вставлен энергетический шнур входящего сигнала, а из затылочной части черепа выходит исходящий. Люди не видят этого и не подозревают, что беспрерывно находятся в сети, разве что на ночь отключаются да и то не все и не всегда. Для них это очень удобно, помогает быстро встраиваться в разные социальные энергоструктуры и настраиваться на ситуации. Например, пришел в понедельник на работу, и вот через полчаса ты уже забыл, как тебя ужасала мысль об этой надоевшей работе в воскресенье, как раздумывал о том, чтоб бросить ее и найти новую. Работа захватила тебя, и ты стал одним из винтиков в производитственной машине, с готовностью вращающейся шестеренкой. В метро тебе хочется побыстрей доехать домой, как и каждый пассажир ты спешишь, хотя может в пустой неуютной квартире тебя никто не ждет. Вообще люди постоянно спешат — это синхронизирует их все та же сеть. Одним словом, людям вовсе необязательны другие сети, ведь они и так всегда в сети. Но они создают новые, на это их подначивает все та же сеть, так она развивается.
Вот и моя девушка большую часть своего времени занята тем, что вместе с другими коллегами, нахмурясь, стучит по клавишам. В виртуальной сети она работает над созданием виртуальных передатчиков информации. Она выкладывается по полной. Ее виртуальные структуры порой выходят мутными, неуклюжими, со скрытыми ошибками, и она сердится, злится, но иногда получается и что-то легкое, прозрачное, безукоризненное и тогда она радуется созданной ею виртуальной красоте. Она частенько досадует на ограниченность своего мозга, на ее неумение создать что-то яркое, такое, чтоб коллеги ахнули и обзавидовались. Утешает она себя тем, что выше головы не прыгнешь. Человек вообще ограничен, и конкретно ей достался весьма средний по функциональности приборчик — человеческий мозг.
Однажды ночью благодаря моей помощи она открыла для себя, что все эти программы и виртуальные сети создаются не только людьми. И слово «создаются» к ним на самом деле не слишком применимо, оно недостаточно объясняют ситуацию. Чтоб она лучше поняла процесс, ей надо было всё увидеть воочию, именно это я и помог, выводы делать предоставил ей самой. И вот первым её открытием стал мир Констант. Их никак нельзя было увидеть, пощупать, но они существовали и существовали как будто бы всегда и таким прекрасным чувством озаряли все вокруг! Она несколько дней находилась под впечатлением своего сна и совершенно по-новому смотрела на модуль констант, который был частью их основной программы. Она не понимала как такое может быть: константы существуют сами по себе и они... прекрасны! Не выдержав, она поделилась переживанием с одним из знакомых программистов. Как ни странно, его не удивил её сон. «Это ж константы», - с ноткой удовольствия в голосе сказал он.
А однажды она взялась за проект, где надо было учитывать доступ к сложным интеллектуальным накопителям. Ей пришлось трудновато. Один и тот же код при обращении к такому накопителю в разных условиях мог работать совершенно по-разному. Она путалась, порой впадая в отчаяние. И вот однажды она неожиданно проснулась посреди ночи, так как ощутила в комнате чужое присутствие. Открыла глаза и обомлела: прямо над ней нависал голубой прозрачный контур высокого мужчины. Он поднял руку в которой что-то было, более плотное и светлое, чем сам этот контур, многослойное и... очень красивое. Она сразу поняла что это: интеллектуальный накопитель и он же передатчик информации. Ее мозг в этот момент функционировал не так как обычно, он схватывал все и сразу. И она поняла как устроен этот накопитель, его принцип. И еще она поняла, что современные накопители — лишь его грубые оттиски, неуклюжие подобия, а этот как бы их душа, божественный прообраз. Приподнимаясь на кровати, она потянулась к этому чудесному устройству, а прозрачный мужчина размахнулся и бросил его ей в голову после чего исчез. От наплыва чувств она не знала, что и думать, долго не могла уснуть потом. Как же так, крутилось в голове, она-то думала, что люди создают все это, а оказывается оно уже есть, существует в каких-то мирах, и мы, получается, просто угадываем это либо вспоминаем?
Я объяснил ей, что существуют миры, жители которых намного обогнали людей по развитию науки и технологий, и что они обмениваются знаниями с человечеством.
- Обмениваются на что? - спросила она.
- А как ты думаешь? На энергию конечно! Она правда достаточно сырая и напрямую им не годится, но они умеют ее перерабатывать.
- И этот синий прозрачный тип отвампирил мою энергию? - в ужасе спросила она.
- Нет, - меня рассмешила эта детская мысль. - Они берут энергию централизованно. А собирается энергия через сеть. Вас как бы облагают налогом.
- Какой ужас! Нас централизованно пожирают, говоришь?
- А ты думала, человек находится вверху пищевой цепочки? Если бы... Те, кто едят людей не питаются органикой, они слишком развиты для этого. Они едят вашу энергию. Вы едите животных, животные едят траву, ну а вас тоже едят. Что ты хмуришься? По-моему всё справедливо.
Я рассказывал ей и о других передатчиках информации... ох, и до чего ж она была любопытна! Её неуемное любопытство порой портило наши отношения и я демонстративно шел спать, устав отвечать на ее вопросы. Но многое она у меня все же выведала. И еще она очень дотошная, скептичная, ничему не верит на слово, непременно желает все увидеть своими глазами, а желательно понюхать и пощупать. Вот и приходилось мне устраивать ей многочисленные экскурсии. Для неё это было в форме снов, которые она называла осознанными. Но, признаться, осознания там было маловато, она не могла долго удерживать это самое осознание, и на середине, а порой и в самом начале экскурсии я к своей досаде обнаруживал её крепко спящей. Но сердится на неё долго не мог. Ведь всё же и в этом, родном моём мире, бывали у нас с ней моменты единения, наполняющие счастьем нас обоих.
Особенно здорово было, когда она была ребёнком. Почти каждую ночь мы с ней летали в небесах моего мира, а днём она пыталась летать уже в своём. Она расстраивалась и удивлялась: как же так, полёт — такая простая естественная вещь, надо просто захотеть оторваться от земли, а поди ж ты, не получается. Я недоумевал вместе с ней. Но видимо не зря нас предупреждали, что таковы законы земного мира, мол, нечего и пытаться.
И все же мы втихаря пробовали. Уходили тайком в поле за стадионом. Она брала разбег на тропинке, потом подпрыгивала и пыталась подняться в воздух. Повторяла попытки несколько раз, пробовала даже махать руками, как делают птицы. Возвращалась домой ни с чем, но не сдавшаяся, уверенная, что не получилось сегодня — получится завтра. Однажды родители подарили ей книжку про динозавров. Она часами не могла от неё оторваться. Всё разглядывала огромных ящеров на картинках, пыталась представить бездну времени, отделяющую её от них. Она воображала огромные стволы растений — предшественников нынешних деревьев и трав. Одним из её любимых растений был хвощ. Она любила гладить его, проводя пальцами от основания ствола к верхушке. Глядя на него, пыталась представить каким гигантским он был когда-то. Хвощ было трудно сорвать, он сопротивлялся, цепляясь корешками за землю. И в этой его цепкости сказывалось умение выживать на протяжении сотен миллионов лет.
Вот тогда, чтоб сделать ей приятное, я отвёл её в Библиотеку Вселенной. Это было запрещено, но мы действовали так, чтоб никто не узнал. И вот я тайком провёл её в Библиотеку, она всмотрелась в картинку интересующего её мира, где обитали динозавры. И перенеслась туда.
Ух и наслушался я потом всяких нареканий! Но я раскаивался только в том, что не успел последовать за ней, потерял её в самом начале. Слава богу, служители быстро нашли её и вернули в её мир. Ведь в Библиотеке Вселенной нет симуляций, все миры там реальны. Сама Библиотека — это огромный транспортный узел. В отличии от других, более употребительных транспортных узлов, через Библиотеку можно попасть в очень редко посещаемые миры. Но каждый из них реален и конечно опасен для неподготовленных.
А она как раз и была такой неподготовленной. Хотя я уверен, что она при любом раскладе смогла бы вернуться. У земного тела есть большое преимущество — оно плотное, толстое, как громоздкий глубоководный скафандр, однако неуклюжесть его с лихвой компенсируется высокой степень защиты. И к тому же в него легко возвращаться назад. Она мне потом рассказывала, что нахлынувшие энергии мира динозавров переполнили её настолько, что она в страхе забилась под куст и сидела там, пока её не нашли служители. Вот и всё, так ничего и не увидела. Потом жутко на себя досадовала, злилась на свою трусость.
Может потому она и посвятила свою жизнь информации. Очень уж ей хотелось суметь справляться с энерго-информационными потоками, когда я приводил её в свой мир. А я был только за. Ведь нет ничего более прекрасного, чем это наше единство. Воспринимать, чувствовать вместе.
Вот и сейчас мы вместе сидели в парке, вместе смотрели в голубое небо, прислушивались к отдаленному жужжанию газонокосилки. Она только что позанималась на тренажерах, тело её приятно постанывало, забытые мышцы вспоминали о себе. Я чувствовал её тело вместе с ней. Как нам здорово! Сколько у нас ещё впереди! Она напишет строгие красивые программы, свободные от мусора и от ошибок. Эти программы будут работать в международных сетях, легко контактировать со своими многочисленными собратьями. И пусть срок их недолговечен, как и у любых других программ. Но они никогда не умрут до конца. Ледяную красоту своей логики они передадут своим потомкам. И в бесконечно сложном программном ДНК будет клеточка, крохотное зёрнышко моей девушки.
Она.
Света проснулась в гостинице. Вернее очнулась от забытья. Уже несколько лет как она забыла, что такое нормальный сон. Однажды наступил момент, когда мозг больше не хотел отключаться, словно ему не хватало вечера чтоб переработать дневную информацию. Хотя иногда казалось, что наоборот — ему не достаёт информации, но какой-то особой информации, информации-окислителя наверно. И мозг вместо того чтобы отключаться от усталости, продолжал по кругу гонять мысли. Сначала это её очень расстраивало, но от негативных чувств, от любых сильных эмоций мозг начинал работать с удвоенной энергией, и в какой-то момент она смирилась, успокоилась, ну впечатлительная у неё психика, ничего с этим не сделаешь. Её окружают нервные, беспокойные люди, да и сама она вечно отчего-то беспокоится, вот и не спится. Допустила это как данность и... успокоилась. И даже засыпать стало легче. Но в прежнее блаженное состояние, когда её смаривал сон, не смотря на обилие ночных мыслей, вернуться так и не удалось. Она была забавно наивна прежде, всё переживала, что люди недопустимо много времени проводят во сне, хотя могли бы использовать это время на что-нибудь полезное. Теперь она каждую ночь подолгу лежала в кровати, покорившись изматывающей ясности сознания, не споря с ним, легонько, без напора отгоняя мешающие эмоции. Она ждала, когда ветерок небытия коснется её чуть заметным дуновением. И тогда, превратившись в мошку, устремлялась вслед за ним, без сожаления теряя себя.
На самом деле это был конечно не ветер, и названия этому явлению у неё не было, но это было несомненно что-то внешнее, никак не связанное с жизнедеятельностью её уставшего организма. В основном это в проявлялось в форме голосов, бессмысленных обрывков каких-то разговоров, словно она медленно вращало колёсико настройки старого радио. А иногда, думая о чём-то, она замечала искажение своих мыслей, их неожиданные повороты. Это было оно. И теперь самое главное было преждевременно не обрадоваться, не спешить, не дать воли эмоциям, которые тут же вернут её в явь, а остаться сторонним наблюдателем, и словно крохотное насекомое прилепится к соринке астрала, чтоб ветер унёс её прочь из этого мира. Удивительное дело, мы быстро выдохнемся и умрём, если не сможем покидать этот мир, если не сможем спать.
Света отбросила скомканное одеяло. Краешек пододеяльника, что укутывал шею, основательно пропотел. Ночь не освежила её. Вчерашнее напряжение, когда она пролетела 500 км по платной трассе на большой скорости, так и не отступило. Она встала, устремляясь в ванну, чтоб принять прохладный душ. Виски тут же сдавило. Возникло ощущение, что в виски вживили толстые металлические пружины. Превозмогая боль, она остановилась посреди номера возле огромного зеркала, занимающего пол стены. Из зеркала на неё глядела немолодая женщина с крашеными мелированными волосами и темными кругами вокруг глаз. Она с неудовольствием отметила, что круги проступили гораздо ярче обычного. Печень, сердце? И то и другое? - привычно пронеслось в уме. И — очередная заезженная мысль: надо бы показаться врачам.
Но она боялась врачей. Боялась, что у неё найдут что-то неизлечимое, рак, например. Будут лечить какими-то страшными процедурами, таблетками, от которых у неё разовьются тяжёлые осложнения. Пока не залечат до смерти. И вместо того, чтоб умереть от полагающейся ей болезни, она закончит свои дни на больничной койке в какой-нибудь грязной заштатной больнице от сепсиса, потому что иммунитет будет разрушен предшествующим лечением и организм уже не сможет противостоять инфекциям.
Но на самом деле это её самовнушение лежало на поверхности. Под ним скрывалась вечная нехватка времени и... лень. Она спешила жить, ей было ещё рано присоединяться к напомаженным дамам, которые приходят в поликлиники как на праздник, потому что в принципе им нечем заняться, разве что приготовить обед.
Света помедлила, прислушиваясь к ощущениям своего тела. Жесткие пружины в висках вот-вот обещали лопнуть, внутри глаз засела тяжесть. Она отдёрнула плотные шторы. Перед ней протянулась улица, которую частично заслоняли деревья из палисадника. Блики утреннего солнца скакали по листе, прохожие бодро спешили по улицам.
Света отвела взгляд от окна. Отблески солнечного света казались слишком яркими, резали глаза. Ей стало жарко. Возникло ощущение, что всё тело пульсирует, каждый сосуд дрожит в такт этой пульсации как натянутая струна, как тонкий проводок, по которому пропустили слишком большой ток. Она посмотрела на свои пальцы. Нет, как ни странно они не дрожали, хотя каждый палец ощущался словно под высоким напряжением. Казалось приложи ладонь к поверхности стола и на ней останутся обугленные вмятины.
Душ освежил её. Атака водяных струй всегда приносила облегчение, смывала навязчивые мысли, приносила новые. Сейчас она раздумывала о названии гостиницы - «Феникс», судя по интернету раньше она называлась «Луч». Ключ от номера прикреплялся на толстый металлический диск, как медаль, где было написано, что это отель и игорный дом. Удивительная трансформация: луч, феникс, игорный дом. Или пан или пропал. А когда-то был лучом...
Чуть позже в номер принесли завтрак: омлет, тосты с брусочком масла и раф-кофе в стакане с поршеньком. К кофе подали сливки в крохотном молочнике. Вкусная, свежеприготовленная еда подняла настроение, и Света уже с интересом размышляла, как сейчас сядет в машину, мирно дожидающуюся хозяйку под окнами, и как рванёт на восток, к домику над рекой.
Домик принадлежал её подруге Оле. Подруга в своё время купила участок на берегу Хопра, построила дом. Но практически там не бывала, бесконечно занятая работой и семейными делами. За домом приглядывала молодая соседская семья, сосед даже порой подстригал газон. Подруга, узнав о головных болях Светы, заметно участившихся в последнее время, стала настойчиво предлагать провести ей отпуск у неё на даче, прямо-таки насильно впихнула ей ключи. Света действительно в тот момент была жутко измотана. Настолько измотана, что не нашла в себе силы сопротивляться натиску Оли, и вот теперь она направляется туда и даже рада, что проведёт время в полном уединении. Там она сможет сосредоточиться на своих мыслях и чувствах, на своей тонкой и пронзительно-страстной связи с Ним...
Раньше они были очень близки. Благодаря ему она узнала невероятные вещи. Он рассказывал ей даже о будущем. Например, однажды показывал какие будут вскорости машины. Их кузова и стёкла будут состоять из био-пластика, по свойствам близкого к органической жизни.
Они вдвоём очутились в каком-то дворе в городе очевидно не очень далёкого будущего, где стояли припаркованные машины. Машины были странной непривычной для глаз формы, навевающей мысль о живых существах, но всё же понятно было их предназначение. На стекле маленькой чёрной машины зияла выбоина, от которой паутиной расходились трещины. Света провела по стеклу пальцами. Оно было странным на ощупь, отнюдь не гладкое и холодное, как обычные стекла, а какое-то упругое, пружинящее. И сейчас оно словно отозвалось болью. Света могла поклясться, что машина страдает из-за своего разбитого стекла. «Смотри», - сказал он. И перенёс их на несколько часов вперёд. Они стояли возле той же машины, но Света заметила, что многих трещин не стало. Они затягивались прямо на глазах. Она ощутила изменившееся настроение чёрной машины. Сейчас оно уже было гораздо лучше. Не страдание уже, а деловитость, собранность.
Он, её парень, показывал ей много чего ещё. Отвечал на множество её вопросов, но ответы эти были странные, непонятные, и одновременно ясные до рези в сердце, парадоксальные и чёткие. Они рождали новые вопросы. Ей казалось, что её невежество только растёт. Она наверно просто не могла воспринять эту информацию, поскольку мозг, настроенный на восприятие земного мира, не справлялся с информацией из мира иного. В результате у неё оставался только разрозненный набор впечатлений и фактов. Это лишало её покоя, сна, её аналитический ум не мог смириться с таким положением дел. Ему необходимо было выстроить теорию, описывающую всё и вся, но чего-то не хватало, чтоб разрешить противоречия полученной информации. Может мощности, объёмности этого ума, может ещё каких-то дополнительных фактов, недостающих звеньев цепи. Факты... Она собирала их скрупулёзно, систематизировала, препарировала, пока не увидела себя светящимся мотыльком, порхающим в огромной тёмной пещере, отбрасывающим слабые блики своего света на угрюмы стены. И мотылёк, и пещера — это всё её сознание. А сам мотылёк — луч восприятия. Он слишком слаб и бледен, чтоб осветить всю пещеру и обречён вечно летать в ней, выхватывая из темноты лишь крохотные пятнышки.
Где же выход? Как включить восприятие на полную? Ведь мы на самом деле знаем всё. Что-то мешает нам включить свет в пещере. Может быть страх увидеть всё так как есть на самом деле. Ради понимания Света была готова на всё. И вот однажды она была вознаграждена.
Она ехала в метро по каким-то делам. Время было позднее и в вагоне клевало носом всего несколько пассажиров. Она сама не заметила, как вагон поезда растворился в небытии и она вдруг обнаружила себя в бесконечном пространстве, неописуемо прекрасном. Нет, она не очутилась где-то конкретно, и не было даже собственно её самой, но было Оно, это Нечто, не подобрать слов... Но Нечто было, и оно было реальным, оно было сверхреальным, собственно только оно и было реальностью, и это было невероятно прекрасная, всепроникающая, всеобобщающая реальность. В этот момент Света узнала — реальность прекрасна, в этот момент она узнала всё. Радостный покой наполнил, переполнил её. Хотя, как он мог её переполнить? Её самой не было, было только это бесконечное Нечто, и она была его частью.
Нет боли и страдания. Почему мы придумали их? И она увидела ответ. В человеческом разуме есть изъян — стремление ограничить восприятие. И вот из центра Нечто выбегает поток, ручей, более яркий чем однородное пространство Нечто, холодный и жёсткий. Он порождает нереальное, условное. И в этом мы, наша суть. Только так мы и живём, хотя могли бы и иначе. Мы не хотим жить в бесконечной реальности, где всё со всем связано, мы разбиваем реальность на куски, делаем дискретной, препарируем и в результате теряем её. Из реальности мы создаём другое пространство. Но там нет энергии, нет собственно разума. Там только смерть и там мы умрём, и живы мы лишь поскольку в какой-то форме сохраняем связь с Нечто. И эти формы — наши мечты. Или сны.
Этот белый жесткий ручей рождает причинно-следственные связи и понятие времени. Это стало для неё откровением. Оказывается время условно! Нет «затем» и «потому что», нет «тогда» и «сейчас». А есть только оно одно — это Нечто. И, выражаясь неправильным человеческим языком, но наиболее доступным нашим средством выражения: так было и есть и так будет всегда!
Мы рассекаем и дробим сущее, уничтожаем, чтоб понять его. А могли бы иначе. Да, оказывается это возможно — воспринимать всё. И для этого достаточен как ни странно наш мозг. Если даже это и не мозг, то всё равно у нас, людей, есть инструмент для восприятия Нечто.
Белая запылённая машина поджидала её на стоянке. Листья клёна и их зелёные соцветия нападали на ветровое стекло, и Света смахнула их. Ночью прошла гроза, ветер посрывал листья, но сейчас деревья стояли, протянувшись вверх, радуясь майскому солнцу.
Мотор негромко заурчал, и Света осторожно двинулась вперёд, по ненаезженным ещё улицам Воронежа, поминутно сверяясь и с навигатором и с бумажными картами, боясь заблудиться в незнакомом городе.
За городом она увеличила скорость. Дорога была ровная, машин попадалось мало, и она легко обходила их. Были те, кто обгонял и её. Наверно у них была цель поскорей куда-то добраться — к своим дачам или турбазам, а может и ещё куда. У большинства скоростников были московские, подмосковные или питерские номера. Жителей мегаполисов не пугают расстояния, и она одна из них. Из московских пробок так хочется вырваться на трассы, уводящие за тысячи километров вдаль.
Её железного конька даже не надо было пришпоривать. Он был спроектирован для европейских автобанов, на некоторых из которых вообще нет ограничения по скорости. Но собирали его здесь, в России, увеличили ему дорожный просвет. Её элегантному седану не страшны были русские ухабы и под внешними обтекаемыми белыми формами скрывался страстный мотор. Как и за внешностью Светы — женщины средних лет, уравновешенной и спокойной, прятался Он — непредсказуемое существо иного мира.
Кто он такой? Это всё время было для неё загадкой. Её душа, двойник, близнец, часть её?.. Всё не то. Он был другим, на самом деле мало на неё похожим. Она обнаруживала это, когда встречалась с ним во сне. Несомненна была только родственная связь между ними. Она знала, что он её самый родной и близкий человек, но всё же другой. Бывали также моменты и наяву, среди дня и ясного осознания, моменты восторга, восхищения или даже моменты гнева, когда она словно исчезала и рождался он. Ненадолго, на несколько мгновений, но при этом распахивалась дверь сразу во множество миров. Он рождался из их слияния, из резонанса их сознаний. И вместе они вглядывались в новый мир, что открывался за исчезнувшей гранью обыденности.
Света с досадой заметила, что, задумавшись, пропустила поворот. Надо разворачиваться. Хотя... это необязательно. Можно проехать еще около сотни километров на восток, а потом уж повернуть на юг. Она вспомнила, что там на пересечении двух дорог должен быть ресторанчик, который порекомендовали в интернете другие автомобилисты-путешественники. Почему бы туда не заехать? Ведь в домике у подруги не припасено никакой еды.
Ресторанчик не обманул ожиданий. Света взяла окрошку на кефире и судака с картофелем под сливочным соусом. Еда оказалась очень вкусной, порции большими. Света с сожалением поняла, что всё это ей не осилить, по крайней мере не выхлебать всю окрошку. И всё же она впихивала в себя сколько могла, жаль было оставлять. Под конец от обилия съеденного слегка осоловела. Это её немного встревожило: а вдруг потянет в сон за рулём? Ведь она плохо спала две ночи подряд.
Света заказала кофе и попросила принести его в одну из беседок, что были к услугам посетителей ресторана в примыкающей рощице. Сразу расплатилась, чтоб официантка её больше не тревожила. Взяла чашку и отправилась к самой дальней беседке, едва видимой сквозь листву. Она была единственной посетительницей, но ей хотелось уйти как можно дальше от дороги, в тишину и покой.
Рядом с беседкой она увидела выложенный камнем круг, а в нём угли костра. Очевидно здесь разрешали разводить открытый огонь. Света присела на деревянную скамью, помешивая сахар в чашке, рассеянно глядя на угли. Её действительно начало клонить в сон. Голова налилась тяжестью, в висках вновь натянулась жесткая проволока.
Ей показалось, что воздух над пеплом дрожит, словно от жара, хотя очевидно было, что костёр жгли здесь давно, много дней назад. И всё же огонь словно остался тут, здесь осталась его сущность, предвкушая новые дрова, с нетерпением ожидая чирканья спички...
И как много лет назад она вновь обнаружила себя в серой бесконечности Нечто. Мысль об огне не ушла, наоборот, стала чётче, пронзительней, уместней. Она увидела как серую пустоту прорезали тёмные полосы. Она вгляделась в одну из них и обнаружила, что это не полоса, а сложная, завораживающая своими формами пространственная спираль. И чем больше она изучала её, тем больше ей открывалось. Света осознала: так Единое рождает формы бытия, прорисовывая их, живые, сущие формы, не те иллюзии, что являются продуктами нашего обычного способа восприятия, нашего препарирующего сознания. То были реальные сущности, сущности вещей, то что мы условным нашим языком можем назвать разве что символами.
Рассматривая тёмно-серые формы, Света вдруг обнаружила, что это не серый цвет, а смесь, вернее потенциал всех возможных красок. Она увидела как разворачивается этот потенциал.
Перед ней возник холм на котором танцевали, жили языки пламени. Это пламя было похоже на объёмную букву Ж, на молекулу белка, на символ самой жизни. В следующий момент пламя исчезло. Холм покрылся зелёной травой. Огромный красный цветок раскрыл лепестки там где только что был огонь. И ещё через мгновение весь холм заалел этими цветами, но только мелкими, похожими на полевые маки.
Света очнулась в беседке над недопитой чашкой. Головная боль прошла, было чувство свежести и необычайной ясности, как будто она крепко проспала ночь напрлёт. Её переполняла радость от только что увиденного. Жаль было только, что она не смогла подольше остаться там, в пространстве живых символов. Но она почерпнула там энергию, ей снова интересно жить, ужасно хочется жить!
Залпом допила кофе и поднялась, чтоб идти. Прежде чем покинуть беседку, взгляд Светланы случайно упал на деревянный бортик, за который несколько минут назад держалась её рука. Она нахмурилась, разглядев на дереве несколько обугленных полосок. Получается, туристы, которые жгли тут костры, чуть не подпалили саму беседку. Безобразие!.. И тут она ощутила запах костра, горелого дерева. Неужели и сейчас кто-то жжёт дрова? Она завертела головой. Но нет, кругом по-прежнему никого не было, все остальные беседки пустовали. Она осторожно потрогала обугленные полосы. Ей показалось, что они были еще тёплыми, даже горячими. И ещё... они очень походили на следы от пальцев. Четыре сверху параллельно друг другу, а пятый на вертикальной поверхности, словно след от большого пальца. Она хотела приложить руку, примериться к отпечаткам, но показалась сама себе смешной. Странно всё это... Впрочем в мире много странного, она уже давно прояснила для себя это. Мы практически ничего не знаем о мире, в котором живём, а то, что узнаём, быстро забываем. Даже если эти отпечатки каким-то образом оставила она сама, что это меняет? Да ничего. Не понять это явление, ни использовать его она не может. Ничего она не может на самом деле. Не может, например, взять и взлететь как птица, хоть и мечтала об этом всю жизнь. Но кое-что она всё же может. Разогнаться на машине. И так ощутить скорость, хоть какое-то подобие полёта.
Не успела Света сделать и шагу, как неожиданно закружилась голова, пришлось ухватиться за перила беседки, чтоб не упасть. Головокружения бывали у неё и раньше, поэтому она не придала этому значения, двинулась к машине как только вернулась ориентация. Странное состояние охватило её: лёгкости, отстранённости и пронзительности восприятия. Тело вздрагивало, пронзаемое разрядами внутреннего тока. Внутренние токовые разряды тоже бывали у неё и раньше, особенно в детстве, в моменты выздоровления от простуд. Вот и сейчас было ощущение, словно она избавилась от какой-то тяжёлой болезни. Словно огонь, рождение которого она только наблюдала, выжег в ней что-то плохое.
Что стоят все её недомогания, когда она только что открыла магию, которая лежит в основе всех вещей. Дискретность восприятия, порождающая иллюзии, замыкающая само себя в тюрьму ограниченности — вот причина человеческих несчастий и боли. Разделённость, разобщённость — вот имя дьявола. Дьявол — это обозначенная нами самими же пустота, которая возникает в разрывах дискретного восприятия.
Но у неё, также как и у каждого из людей, есть надежда, есть выход — это открыть сознание в Нечто. Оказывается у нас, людей, есть такая возможность. Будет она реализована или нет? Свете это было неважно. Она прикоснулась к источнику жизни после чего понятие смысла жизни просто исчезло.
Вместе.
В дороге вернулась головная боль. Виски сжимало так, что Света даже притормаживала. Ей казалось, что голова сейчас взорвётся, и они вместе с машиной слетят с обочины, будут кувыркаться в кювете, пока какое-нибудь дерево не остановит их своей грудью. Почему-то очень жаль показалось повредить машину. Хотя ведь это её машина. Если уж умирать, то вместе.
Подругин дом находился в деревне, расположенной в 5 км от шоссе. Когда Света свернула на местную дорогу, пришлось смотреть в оба: на дороге то и дело попадались ямы, провалы в асфальте с острыми краями. От переключения внимания ли, либо от чего ещё, но боль стала уходить, и разбитая дорога казалась всё милей. В кустах щебетали птички, ветерок приносил запах весенних трав. Прямо-таки дорога в рай.
При въезде в деревню пришлось затормозить и остановиться: путь пересекала длинная цепочка гусей. Они шли нарочито медленно, важно, игнорируя нетерпеливо урчащую машину, и Света, глядя на них, рассмеялась. И расслабилась. Некуда больше спешить, она уже приехала.
Держа в уме описание проезда, Света медленно ехала, всматриваясь в проплывающие мимо дома. Были тут плохонькие, брошенные, с разбитыми окнами, были и подновленные, облицованные сайдингом, с распаханными грядками на приусадебном участке, а были и двух-трёх этажные хоромы с затейливыми арками и башенками — наверняка дачи москвичей или питерцев.
Но вот она увидела взлетающий вверх пригорок а на нём коричневатый цилиндр с заострённым кончиком красной крыши — ни дать ни взять трёхэтажный карандаш. Путь к дому перекрывали кусты терновника, проросшие сквозь сетку-рабицу, а больше на участке ничего не росло кроме диких высоких трав, подруга не нашла времени чтоб засадить участок. Дом стоял посреди пёстрого весеннего луга как маяк. Рядом с ним не было ничего, только небо. Казалось, он висит в воздухе.
Пройдя к нему по узкой вытоптанной в траве тропинке и зайдя за него, Света поняла откуда такой эффект. Дом стоял над обрывом. В сотне метров внизу Хопёр катил быстрые воды. Его шум слышался на такой высоте приглушённо, однако мощь реки отчётливо ощущалась. Пропетляв по четырём областям России, он вобрал в себя тысячи ручьёв и речушек, приобрёл зрелость и страстность и теперь со сдерживаемым нетерпением двигался вперёд, на встречу с Доном, чтоб потерять себя, а взамен приобрести единство с могучей рекой.
Картина спешащего волнующегося Хопра воистину захватывала дух. Она включала в себя всё: рождение, движение, предназначение, цель. И обволакивало это всё огромное небо. Река так была напоена небом, укутана в него, что казалось, она течёт внутри него, и встретятся с Доном они уже там, в небе.
Восторг охватил Светлану и одновременно в голове возникла ужасающая боль. Пространство слегка качнулось перед глазами — это закружилась голова. Света побоялась сдвинуться с места, ведь она стояла на самом краю обрыва, ухватиться было не за что, одно неверное движение, и она полетит вниз. Надо стоять, держась только за землю, пока это не пройдёт.
Головокружение действительно быстро прошло. Его смыла волна возросшей боли. Боль скатилась с головы и разлилась по всему телу до пальцев рук и ног. И вдруг внутри неё, под сердцем, в районе солнечного сплетения что-то лопнуло, взорвалось. Но она не успела испугаться, ей тут же стало не до этого, потому что она вдруг всё вспомнила. Память пришла не в последовательности сюжетов, а в одно мгновение. Её осветила память не человеческая, а гораздо более острая, сжигающе-пламенная.
Она всю жизнь ошибочно думала, что принадлежит только этому миру, а Он — это её душа, которая живёт на небе. Нет, ничего подобного! Их было всегда двое, но они решили поочерёдно надевать эти перчатки тел. От других они узнали, что Земля умеет обманывать. Здесь можно всё забыть и потерять, и даже предать друг друга. Поэтому отправилась она одна. И как же были правы те, кто рассказывал страшные истории! Если бы не он, она бы действительно всё забыла. Он приходил в её сны, чтоб напомнить о них обоих настоящих. Он говорил ей, что она пришла сюда не для того чтоб страдать, как ей всё чаще кажется, а для того чтобы путешествовать, открывать новые миры и новые грани себя, получать новые чувства и конечно же радоваться и передавать эту радость ему.
Как смешны ей показались её бесконечные вопросы к нему в надежде выпытать как устроена вселенная! Ведь она знала всё сама, вернее, знала не меньше чем он. Из них двоих она была наиболее любопытной, вечно стремилась залезть во все щели, вот и на Землю решила отправиться первой. Она пришла сюда чтоб познать Землю, испробовать всё в этом многоцветном плотном мире, освоить тело, которое хоть и не умело летать, но умело много чего другого.
Тело вновь напомнило о себе ужасающей болью. Теперь оно всё горело, пальцы просто свело судорогой от боли. Она посмотрела на левую руку, поднеся её к лицу. От её пальцев струились языки пламени. Оранжево-красно-белые с острой голубой каймой. Надо бы испугаться, но... она ведь всё уже помнила. И знала, что огонь не может повредить ей, настоящей, неорганической. Ведь её настоящее тело состоит из огня. Её настоящее тело берёт своё, а это тело рвётся и кричит от боли.
Она вдруг остро ощутила Его присутствие. Как будто он уже здесь, рядом, готов распахнуть какую-то дверь, чтоб войти, вот только надо что-то сделать, чтоб помочь ему.
И тут раздался хлопок, как будто небольшой взрыв, и сознание покинуло её.
Она очнулась абсолютно голая в куче грязно-белого пепла. Встала, отряхиваясь. Она поднималась наверно слишком быстро, стремительно, потому что не сразу опустилась на землю, на несколько секунд зависла над примятой травой.
Она посмотрела вниз на свои формы и поняла, что уменьшилась. Бёдра сжались, пропала полнота, груди практически исчезли, остался только намёк на них. Да и ростом она стала с подростка, такого роста она была наверно лет в 12. Она потрогала лицо. Не надо было зеркала, чтоб догадаться, что она там увидит, потому что она давно была знакома с этим юным лицом, на котором сияли глаза, повидавшие разные эпохи.
Она вздрогнула от негромкого смеха. Справа стоял он, радостно посмеиваясь, с восторгом оглядывая реку, раскинувшийся за ней лес, облака, траву под ногами. На плечо ему села пёстрая бабочка. Он забавно скосил глаза, чтоб получше рассмотреть её.
Он был невысок, разве что на пару сантиметров выше её, и фигурой также напоминал земного подростка. В их мире были разные люди, но они вот оба были маленькими. И она вновь оценила насколько это ему шло. Как же она давно его не видела, и... как будто только вчера расстались. Она прожила тут целую жизнь, а он ничуть не изменился.
Он повернулся к ней и её обожгло сиянием его глаз, резануло непривычной открытой радостью с которой он смотрел на неё. Среди тусклый лиц людей, их словно бы закрытых глаз она уже позабыла как это бывает, когда не смущаешься, не боишься, когда нечего скрывать, да и скрыть ничего не возможно, и смотришь прямо в глаза, и обращаешься к другому с полной душой.
- До чего же я рад тебе! - негромко произнёс он, и её пронзило от звука его голоса, такого насыщенного разными нотами, такого родного и любимого. - Но..., - он оглядел свои руки, - Какое забавное тело!
- Какое-то новое, необычное, - она покачала головой. - Старое вон, сгорело, - она кивнула в сторону холмика грязного пепла. - И как это случилось?
- Ты просто соскучилась, вот и решила привести меня сюда. Во что бы то ни стало, - усмехнулся он.
Подошёл, убрал с её лба прядь волос. От его прикосновений кожу покалывало разрядами тока. Перестав улыбаться, продолжил:
- Ты призвала Живой огонь, и он сжёг твоё тело. Но он же и открыл твой разум Единому Сознанию Вселенной. Ведь ты сама узнала, что человеческий мозг способен установить с ним связь. Правда использует он эту связь очень скудно, вырывает из Единого кусочки, как ты называешь это: «препарирует». Но земному телу большего и не надо.
- Нечто... - прошептала она. - Ну почему я не осталась там навсегда... вместе с тобой, - добавила она с болью в голосе. - Почему нельзя остаться там, в Единой Вселенной, зачем надо жить здесь, в этом усеченном сознании, в этом неуклюжем мире?
- Кто знает, - вздохнул он. - Нам неизвестно кто мы есть. Иногда мне кажется, что мы — какие-то семена, может семена этого самого Единого. В нас заложен большой потенциал и мы всё время вырастаем во что-то новое.
- Я не знаю, - подвёл итог он. - Нам остаётся только экспериментировать и идти дальше.
- Что ты видел? - нетерпеливо спросила она.
- Момент разрушения тела стал для тебя вечностью, потому что ты влилась в Единое. Оттуда черпаются знания всех миров, там возможно всё. И там ты создала для нас обоих новые тела. Здорово!
- Я не против, я и сам подумал: зачем так рано возвращаться? Мне давно хотелось погулять тут самому. Ты сформировала новую структуру, и мы в неё вошли, вернулись назад.
Она помолчала, переваривая услышанное. Было обидно, что она забыла как открылась дверь в Нечто и как она там создавала, да не пустяк, а форму новых тел! Очевидно много было взято от земного прототипа, и новый мозг тоже умеет забывать, хорошо хоть её парень пока что помнит. Надолго ли? Она забеспокоилась: как они тут выживут? Насколько соответствует эта форма земному миру?
- Что теперь будет? - растерянно спросила она. - Нельзя чтоб кто-нибудь узнал, что здесь случилось. Тебе надо будет раздобыть какие-нибудь документы. Тут без этого нельзя. Да и одежду не мешало, - тут её осенило, что всё то же самое относится и к ней, ведь никто не поверит, что процедура омоложения может привести к уменьшению в росте.
- Успеется. Разберёмся, - он так знакомо прищурился, разглядывая её. - Помнится, ты жаловалась что давно не летала?
Его взгляд устремился за обрыв, и она испугалась. Всё-таки это тело было отчасти человеческим, достаточно плотным и они пока не испытали его свойств. Уж не думает ли он?..
- Эй, - предостерегла она, - уж не думаешь ли ты...
- Вперёд, - сказал он и шагнул с обрыва.
Ей ничего не оставалось как прыгнуть за ним.
В этот ранний час над рекой стлался туман. Одинокий рыбак, позёвывая, глянул вверх да так и застыл с разинутым ртом. Минут через пять он всё же пришёл в себя.
«Перебрал вчера», - пробормотал он.
Ведь ни журавли, ни лебеди такими большими не бывают. И уж конечно не хохочут, поочерёдно обгоняя друг друга.