Павел Титов

Дом

I. Слишком много боли

1. Разрешение

Сидя у окна в своем Доме, мне кажется, что мы все время движемся. А как иначе это назовешь, если каждый день разные звезды светят нам в глаза? Если никогда не знаешь наперед, что ждет за любым из многочисленных выходов? Наше создание, наш Дом, ты безмерно удивляешь создателей своей непредсказуемостью. Лишь одно в тебе постоянно: ты добр к нам, и вот уже более трех веков надежно охраняешь нас от всех напастей. Никто не может проникнуть внутрь тебя без твоего, а значит, и без нашего желания, потому что в любом пространстве ты — точка, ничто, ты — это только наше пространство, так уж мы тебя создали.

Мы — это я и Лиса. Мы познакомились с ним очень давно, лет пятьсот назад, а то и больше. Время стирает все даты, остаются лишь числа. Шел 89-й день XVIII периода Оранжевой эры. В тот сложный день я намеревалась наконец получить разрешение на приобретение и вождение межгалактического прыгуна. Проблема была в слишком усердном эксперте по навигации, который издевался надо мной больше месяца, придираясь то к моим способностям, то к происхождению, то еще, Бог знает, к чему. И вот терпение мое лопнуло. На черном рынке я купила новую модификацию гипноочков, которая не идентифицировалась пока никакими датчиками и тестами. Вся штука крылась в материале, из которого были сделаны очки. Его недавно нашли на одной из планет, затерянной в самом отдаленном рукаве Галактики, и назвали иллюзион. Долго объяснять, но с этими очками, в общем, из собеседника можно было без проблем вить веревки. И — никаких фиксируемых излучений — иллюзион просто создавал нужные образы. Нужные, ха-ха, для владельца очков. Не хотелось думать, что будет, если меня уличат. Не стоит терзаться, представляя последствия. Мне нужен был прыгун любой ценой, вот и все.

Когда я уселась напротив несгибаемого эксперта, он долго не отрывал взгляд от поверхности стола, делая вид, что ужасно занят пробегающими сообщениями, инструкциями и прочей ерундой. Но я-то чувствовала — он собирается мне окончательно отказать и просто подбирает слова по-вежливей.

— Можно отвлечь Вас на минутку? — пропела я.

— Да, — он, мельком взглянув на меня, устало потер переносицу, неосознанно пытаясь защититься от воздействия гипноочков.

— Скажите, почему я Вам так не нравлюсь?

Он удивился столь откровенно заданному вопросу и воззрился на меня. Однако, ответил бесстрастно — сказывалась многолетняя практика:

— Но Вы же не человек, а поле... Извините, если обидел Вас, — добавил он.— Нравитесь Вы мне или нет, значения не имеет, так как поля являются лишь дополнениями искусственных разумов и, следовательно, имеют ограниченные права.

— Я не просто поле, — ответила я и наконец (о награда за мытарства!) увидела, что он попал-таки под воздействие гипноочков. Крепкий орешек, долго держался. — Я — самовоспроизводящееся и самонастраивающееся поле, — мне с трудом удалось сдержать преждевременное пока желание расхохотаться.

— Но у поля должна быть стационарная база — искусственный разум. Где он у Вас? — вновь начал сопротивляться служащий.

— Вот тут, — я указала на переносицу.

Он послушно проследил за моим пальцем и... окончательно попался.

— Хорошо, я даю Вам разрешение.

Я наконец позволила себе рассмеяться. До чего все оказалось просто! Наивен тот, кто идет к цели прямым путем — он никогда не попадет, куда надо. Однако, не надо думать, что я соврала насчет своей базы. Вот на базу-то его и нужно было в тот момент отправить, иначе через пять минут после моего ухода он очнется и не даст мне возможности покинуть планету. Необходимо задержать его часов на шесть...

— Пойдемте, покажу Вам базу, — мой насмешливый голос звучал над его затылком, когда он визировал разрешение. — Стоп, — я мягко взяла его за руки, увидев, что он действительно порывается куда-то идти, — сюда, пожалуйста, — и втянула его в свое внутреннее пространство, вывернувшись туда же вместе с ним. В кресле эксперта осталась сидеть кукла — потрясающе реальная иллюзия человека, которую обеспечивали скромно покоящиеся на столе... гипноочки.

2. Мира.

— Как здесь темно! — после неудачных попыток осмыслить происходящее, это была первая его фраза.

Мы действительно находились в коричневато-серой пустоте, у которой не было ни глубины, ни направления.

— Тебя это угнетает? — в своем пространстве я имела право расслабиться и не «Вы-кать». — Не беда! Ты у меня в гостях, а я — гостеприимная хозяйка. Смотри!

И он увидел, что находится у подножия высочайшего небоскреба Межгалактической экспертной коллегии. Не веря своим глазам, он уселся на одну из ступенек.

— Кто ты?

— Поле, — я беззастенчиво засмотрелась в его серые глаза. Холодные глаза с жесточинкой. — А может, красивее бы звучало: Поля? — он не ответил. — А как насчет тебя? Здесь можно называть все новыми именами. Давай назовем и тебя. Знаешь, ты кто? Лисенок! — Я засмеялась своему неожиданному капризу. — Лиса!

— Почему? — его брови приподнялись. — Чем я похож на лису? Тем более на лисенка?

— Глаза... У тебя глаза расчетливые и холодные.

— Я эксперт.

— ...усталые немного и отрешенные, бесстрастные... Из чего ты состоишь, Лиса?

— Странные вопросы. Из мыслей, из действий, — он пожал плечами.

— И из принципа «побеждай»?

— Совершенно точно, — кивнул он.

— Ты ведь совсем один, правда?

— И это правда. А ты? Тоже одна?

— Теперь уже нет.

— На эту приманку я не попадаюсь, — серые глаза обрели сталь. — Знаем мы вас, полей! Вы кому угодно в душу влезть сможете, принять любую внешность и манеры. А как представишь, что на самом деле-то! Вихрь, затемнение и ничего более! Нет уж, лучше живая женщина, — он демонстративно передернул плечами.

— Не нужна тебе живая женщина, — с жалостью глядя на него, сказала я. — Тебе нужен только один человек — ты сам.

Его глаза, и так небольшие, совсем сузились.

— Ты ошибаешься...

— Как ее звали?

— Звали?!.. Не смей влезать в мой мозг!

— Ты забыл о блокираторе.

Он рассеянно взглянул на блокиратор, который все еще находился у него на запястье — эксперт ведь должен быть полностью защищен, в том числе, и от мыслесчитывания.

— Мира... Ее звали Мира, — шепотом подсказала я.

Его холодность и равнодушие как рукой сняло.

— Откуда тебе это известно?!

— Чуть позже, — я приставила палец к губам.

Но эксперт уже не в состоянии был спрятаться под маску бесстрастия, которая уже столько лет скрывала страдание и безнадежное желание вернуться в прошлое. Он закрыл лицо руками и полувопросительно, сорвавшимся голосом, произнес:

— Почему она умерла? Как могла она это сделать?!

— Слабость... Природа — жестокий творец — она создала некоторых слабыми. Но выигрывают всегда слабые, ведь они быстрей начинают меняться. И Мира не умерла, теперь она — это я.

— Боже! — вне себя воскликнул он. — Произошло слияние! Признайся, ты, поле, уловило Миру с целью получить мое разрешение?

— Нет, Лиса. Не я, а она захватила меня.

— Где же она теперь? Кто она?

Я вздохнула:

— Она — это я.

— Ты?.. — растерянно переспросил он. — Почему же ты ни разу не пришла ко мне?! Я ведь тоже тогда чуть не умер!

— Однако, не умер... Я изменилась, Лиса. Ты и в той-то жизни не был моим якорем, что ж говорить про эту?

Он вдруг сник:

— Ты так низко ценила меня?

— Это не то слово... Мне тогда казалось, что мы с тобой — две очень мелкие и ничтожные капли в океане. А теперь... Все это отодвинулось слишком далеко. Не слышу я твоего зовущего голоса. Но мне слышней стал океан. Хочешь тоже послушать?

Он кивнул, подняв голову. В серых, бесстрастных прежде глазах, я уловила голубой отсвет боли.

— Мы будем смотреть, но сами не пойдем туда. Иначе, навсегда останемся там.

— Да, — автоматически согласился он.

И мы увидели.

Мальчик играл на желтом песке на берегу сине-фиолетового моря. В небе не светило солнце, но все вокруг: и море, и небо, и песок имело свои ослепительно яркие цвета, правда... не для обычных человеческих глаз, которые не увидели бы здесь ничего кроме тьмы.

А мы видели! И чувствовали то же, что и мальчик. И тем отчаянней нам хотелось что-то сделать для него, но... мы не могли. Мы были не там. И когда на берегу рядом с ним появилась девочка, наши сердца переполнились. Невыразимое чувство ничтожности и... невозможности оставаться такими захлестнуло нас. Нам стало страшно. Мы не хотели исчезнуть, пропасть в огромном равнодушном к нашим ничтожным судьбам океане. Все, что мы могли — прижаться друг к другу, чтоб объединиться, но, даже взявшись за руки, почувствовали, как безнадежно одиноки.

3. Головокружительная карьера.

За день до отлета он пришел ко мне, вернее, прилетел, ведь я жила на маленьком искусственном спутнике, который приобрела в свое время и обустроила под жилье. В единственной огромной комнате под куполом, представляющим имитацию голубого или звездного, в зависимости от времени суток, неба мне чувствовалось умиротворенно и свободно. В час прихода Лисы как раз была ночь, и яркие звезды освещали груду разбросанных любимых моих вещей. Мне пришло в голову, что ничего не стоит с собой брать, потому что все они ужасно дороги для меня, а забирать все — бессмыслица. Я с тоской оглядывала их, дивясь своей жестокосердности — как можно выбросить из жизни все, создаваемое годами?

Александр, а его на самом деле звали Александр, вошел и уселся прямо на неприбранную кровать, демонстрируя тем самым, что особой скромностью не отличается. Конечно, не об отмене своего разрешения он пришел доложить — для него признание собственной сделки незаконной означало потерю работы и звания, конец карьеры. Да и отросшая щетина свидетельствовала, что он пришел не «по работе».

— Зачем тебе лететь? — спросил эксперт, и по специфическому запаху стало очевидно, что он «набрался». — Ты ведь, оказывается, сама можешь создать вселенную! Я навел справки о тебе и тебе подобных во Вселенском информационном Банке. Зачем тебе корабль, экипаж?

— Скучно. Одной заниматься созданием вселенных неинтересно. Уже пробовала. Мои создания, получая от меня жизнь и разум, очень мучались потом, и я вместе с ними, конечно. Приводили эти потуги лишь к опустошающим прозрениям.

— Другими словами, у тебя не получалось?

— Да. Возможностей много, а внутреннего содержания у меня, как показывает практика, мало. Или оно какое-то неправильное. Ведь я всего лишь поле. Поэтому мне нужен внешний фактор. Чтоб рядом были люди. Хотя бы один человек. Наберу себе команду и...

— На самом деле вы никуда не полетите, я правильно понял? Твой экипаж не будет знать, что вместо Известной вселенной, он осваивает твою. Мира, можно я буду тебя так называть, прости, но я так давно не произносил этого имени...— голос его осекся, он махнул рукой, отвернулся, но затем собрался и снова продолжил, — ты хочешь создать свой мир, но не только для себя — вот правильный ответ, то, что ты нагородила, совершенно ни при чем! Корабль тебе нужен, чтоб забраться в самый глухой уголок вселенной и там без помех создать свой пузырь пространства. Это просто анекдот! — он неожиданно рассмеялся. Довольно-таки неуклюже и угнетающе. — Экипаж будет уверен, что они колонизуют новую планету! Ха-ха!.. — теперь он хохотал, как мерин, а я с навернувшимися слезами обиды ждала, когда он соизволит закончить.

— Но так ведь и будет! Какая разница: создана планета давно или только что?

Лиса внимательно поглядел на меня, и взгляд его, вновь обретший холод и бесстрастность заставил усомниться, в том, что он не «в форме». Я вдруг почувствовала себя ребенком, а свою затею — наивной и опасной игрой. Живущая во мне Мира — одна из граней прошлого — вдруг заявила о себе в полный голос, и она-я подошла к нему, опустилась на пол и села, обхватив его колени. Он долго сидел не шевелясь, а затем очень серьезно сказал:

— Все правильно. Я думал всю ночь. Для того, чтоб ты стала до конца человеком, мало было слиться с человеком, поглотить его. Тебе нужен рядом человек. Для того, чтоб ты стала Мирой, тебе нужен я. Мы полетим вместе. Вдвоем.

Лиса не делал попытки меня обнять. Он глядел перед собой задумчиво и отрешенно, казалось, видя то, что от меня пока скрыто. Тело мое задрожало, сердце стало бешено колотиться (я ведь являюсь точной копией человека, хотя в любой момент могу как угодно измениться), навалилась такая слабость, что захотелось расплакаться. Такое ощущение, что он подарил мне солнце! Счастье-то какое! Такая удача, что невозможно поверить. А вдруг он сейчас передумает и возьмет свои слова обратно?

— Зачем это тебе нужно? — спросила я, холодея от дерзости своего вопроса, но понимая, что рано или поздно придется его задать. Так лучше прямо сейчас.

— Мы были счастливы. Разве ты забыла, Мира? — он погладил меня по волосам, как делал когда-то.

— А разве ты забыл, что важней всего на свете твоя карьера? — тихо спросила я ее голосом.

Это было слишком жестоко, потому что именно так она спрашивала незадолго до смерти, и этот вопрос стал его главным проклятием. Он вздрогнул всем телом, затем прерывисто вздохнул и ссутулился. Голос его прозвучал тихо и надтреснуто:

— Оказывается, нет. А карьера... она у меня будет самая фантастическая. Хозяин вселенной! Мы же вместе будем создавать вселенную. Мира,.. хоть это полное безумие, да-да, не говори ничего, я знаю... Я снова хочу стать счастливым, Мира!

4. Дети.

Трудно сказать с определенностью, откуда они появлялись. По крайней мере, возникновение нашего первенца — Антона — стало для нас полной неожиданностью. Нет, мне не пришлось его вынашивать в теле или в растворе для клонирования. Мы с Лисой вообще ничего такого не ждали. Мы были увлечены Домом — нашим общим детищем, придуманной лично нами новой формы лично нашей вселенной. Мы создали его, и он начал жить и развиваться. С жадным любопытством мы постигали его тайны, а также то, что находилось за его порогами. Впрочем, особенно далеко от Дома мы поначалу не уходили — слишком опасно, да и внутри дел много — чего стоили хлопоты с «интерьерами»! И вдруг — Антон.

На маленькую фигурку я наткнулась в узком коридорчике совершенно случайно. Кудрявый мальчик, завидев меня, отбежал назад и спрятался за могучим аспарагусом. Я пришла в замешательство, будучи не в состоянии понять, откуда он взялся: ничто и никто не мог проникнуть к нам извне. В этом был ключевой момент устройства пространства-Дома. Лишь мы с Лисой могли выходить и входить внутрь. Значит, мальчик не пришел откуда-то, а возник здесь же. Он — еще одна тайна Дома.

Протягивая руку, я попыталась подозвать ребенка. Он молча стоял, не сводя с меня настороженного взгляда. Но стоило мне двинуться к нему навстречу, он тут же сорвался с места и унесся, как ветер. Поймать его не удалось: там, где он только что был, выросла стена — проход оказался иллюзией. Если он сам не иллюзия, значит, ему под силу управлять Домом не хуже нас с Лисой!

Услышав мой рассказ, Александр рассердился:

— Зачем ты стала пугать его! Надо было сделать вид, что ты его по-просту не замечаешь, он бы тогда сам подошел. Как он выглядел? Худеньким, ослабленным?

Я отрицательно покачала головой:

— Крепыш. И румянец во всю щеку.

— Значит, Дом кормит его, — задумчиво произнес Лиса. — Интересно, из чего он сделан?.. Тише, — вдруг произнес он, выразительно округлив глаза. — Мальчик прямо за тобой. Сиди осторожно, чтоб не спугнуть его.

То, что я увидела буквально через минуту, буквально ошеломило меня. Мальчик подошел к Лисе сам. Александр опустился перед ним на колени, и тот схватил его за нос, потом за волосы. Ротик расплылся в улыбке и издал квакающие звуки.

— Ты не умеешь разговаривать! — воскликнул Лиса. — Папа! — указательным пальцем он ткнул себя в грудь.

— Папа, — тут же чисто выговорил мальчуган и также ткнул в него крохотным пальчиком.

— Да ты способный, малыш! Весь в маму, — Лиса улыбнулся и произнес, указывая на меня. — Мама!

Мальчик промолчал. Лиса окинул меня долгим задумчивым взглядом.

— Видишь, Дому не хватает твоей любви, — наконец сказал он, — через нашего ребенка он говорит тебе об этом.

— Нашего ребенка?

— Конечно! Ты все еще не поняла — что это наш первенец?! Ах ты, поле недоделанное!

Мальчик полез на колени Александру, а я задумалась.