Голова кружилась, сердце грозило выскочить из груди, от навалившейся слабости он не в силах был переставлять ноги. Антон сел у подножия невысокого бархана, куда все-таки заставил себя дойти. Поставил у ног кокон с малышкой, обтер о брюки вспотевшие ладони.

Что с ним? Недостатка пищи для него не существует, ведь в нем совместились две природы: человеческая и полевая. Как поле, он способен потреблять энергию отовсюду: от тепла и движения воздуха, а более всего — от информационных энергий. Ту энергию, которая нужна человеческой части его природы. А малышку сейчас полностью обслуживает кокон — ей всегда там сухо, тепло и сытно. Но почему она расплакалась? Антон почувствовал: сдавило голову и грудную клетку, стало трудно дышать. Он никогда не болел, не страдал от слабости и сейчас просто не понимал, что с ним происходит. Малышка кричала все сильней, а ему становилось все хуже. Но это невозможно! Ему должно хватать энергии из окружающего пространства. Вон сколько здесь тепла, настоящее пекло! А если... если здесь слишком много энергии?

Антон медленно поднял голову и все понял. Солнце. Оно слишком жаркое. Растивший их Дом никогда не давал им столько энергии, сколько жалящие лучи этого солнца. Дом давал столько, сколько получают обычные человеческие дети — нужное количество для нормального роста и развития. Ну, может, немного больше. Ему не терпелось, чтоб питомцы быстрее росли. А сейчас...

Солнце слишком близко, вот в чем причина мучений. Мальчик хотел встать, чтоб идти искать тень, но суставы нестерпимо заболели. Он застонал. Но, оказывается, испытание только начиналось. Через несколько минут Антон корчился в судорогах на раскаленном песке. Малышка визжала в своей походной кроватке. Очевидно, она страдала ничуть не меньше.

— Прекратите! — неизвестно у кого потребовал Антон, и тут для него начался настоящий кошмар. Казалось, каждая клеточка тела загорелась и разбухла, готовая взорваться. Антон закричал, и от голосового напряжения стало еще хуже. Он попробовал молчать, стиснув зубы и впиваясь ногтями в ладонь, чтоб переключить сознание на другой очаг боли, но не выдержал и вновь закричал. Крохотное тельце извивалось в колыбельке, вторя ему своим криком.

«Хоть бы потерять сознание!» Но... Антон знал, что поле — это и есть сознание, и он никогда не сможет его потерять. Но у него есть еще и оболочка в виде человеческого тела, а вот оно будет продолжать мучиться. Даже умереть он не сможет — не дано.

— Как жестоко! — заплакал он, имея в виду своих родителей. Благодаря им он стал таким. Как могли они заключить такой противоестественный брак?.. Соленые слезы причинили новую острую боль обожженным щекам. Способность размышлять уничтожилась, Антон снова беспомощно застонал, распластавшись на песке.

— Помогите, — тягучим голосом произнес он и тут же понял, что ни один человек помочь ему не в силах. Его боль, его мучения вызваны тем, что он не человек. От безысходности он затих, молча превозмогая страдания, понимая, что слезы и крики только усугубят мучения. Он совершенно ослаб. Слаб, потому что слишком силен.

В ушах непрестанно звенело, но вдруг сквозь звон прорвалась тишина и через мгновение, как вспышка яркого света — плач малютки. Антона охватил гнев и ненависть, адресованная неизвестно кому. Шатаясь, он встал, глядя на тельце сестры, изгибающееся полумесяцем. Если бы он только сумел справиться, ей бы тоже стало хорошо, потому что, как поля, они едины. Надо забыть о себе, как о маленьком мальчике. В сущности, он — родитель этой девочки, по его желанию она вышла из чрева Дома. Ему есть ради чего бороться. Его поле должно развернуться из непроявленного зародышевого состояния во взрослое, и сейчас — самое время. Надо уметь противостоять. Вся задача в том, как это сделать. Он, как трус, убегает от боли, а ему необходимо изучить ее, приблизить к себе. И Антон пошел навстречу боли. Она усилилась, стала неимоверной, но он делал новые шаги, потому что знал — отступи он сейчас назад, и боль до конца поглотит его. Он из маленького мальчика с широко открытыми глазами превратится в форму боли. Навсегда...

Казалось, все тело взорвалось, и... Антон услышал тишину. Увидел волны песка до самого горизонта. Боль исчезла, словно ему все приснилось. Он обернулся и глазам его предстала девушка, очень похожая на мать. Она стояла, опустив плечи, словно от усталости, но лицо лучилось радостной улыбкой.

— Антон, — она подошла и прижалась к его груди. Вот как! Он выше взрослой девушки, он вырос! Глядя на раскрытый сломанный кокон, он все понял. «Я победил», — мысленно поздравил он себя.

Лиса восседал во главе овального стола. Шло совещание руководителей банков. Только что уличенному во взяточничестве директору Нижнего банка Лиса скомандовал прилюдно умереть, и тот с готовностью исполнил приказ, радуясь, что босс не отправил его в подвалы пыток.

— Надеюсь, показательный пример? — тихим голосом спросил Лиса у собравшихся, небрежно кивая на распростертое тело директора Нижнего банка. Страх не позволил руководителям проронить ни слова. Зуммер вызова заставил Лису поморщиться. Если его обрывают не по делу во время такого важного заседания, пускай готовятся к смерти.

— Господин! — в запредельном приступе отчаяния, граничащего с бесшабашностью, зазвенел голос рогатой женщины, которая позволила «выйти» детям. — Ваша жена «вышла»!

Лиса почувствовал, как затвердело в области диафрагмы. Не мигая, он смотрел в экран.

— Она подчинила меня своей воле, господин! Она внушила мне, что она — это Вы!

Гробовая тишина повисла в зале. Все испытывали потрясение, смешанное со злорадством. Лиса был тираном, узурпатором и палачом — за это народ его любил и уважал. Но многих сбивала с толку его привязанность к жене, которую он даже не считал нужным скрывать. Все видели, как он нежен с Антонией, и за это ее дружно ненавидели. Народные низы, правда, возвели ее на пьедестал богини и заступницы, но приближенные относились к ней, как к полоумной. Иначе они не могли оправдать бережное отношение к ней своего грозного повелителя. Все опустили глаза, когда Лиса, ни слова не говоря, поднялся и быстро покинул зал совещаний...

Когда Александр подошел к злополучному выходу, то увидел, что рогатая так и не закрыла его, стоит рядом, словно в столбняке, выпученные глаза налились кровью. Она не встала перед ним на одно колено и даже не склонила головы. Когда он дотронулся до нее — она рухнула мешком на пол. «Легкая смерть, — отстраненно подумал Лиса. — Сердечный приступ».

Он вошел в проем. Сзади предостерегающе закричали охранники. Лиса выстрелил в полуобороте, не глядя. Услышав стон, понял, что ранил одного из них. Никто не смеет мешать ему. Только он один имеет здесь право делать по своей воле все, что угодно. Даже «выйти», если пожелается.

Александр стоял в проеме, подставив лицо жаркому ветру пустыни. Раньше он полагал, что пустыня — мираж. Условная картинка, символизирующая переход в загробный мир. Народ верил, что переход реален, там, среди песков, поджидают гигантские черви, которые будут вечно мучить покойного, если только не появится спасительная лестница в небо. Но она появляется не перед каждым... Лиса признался себе, что если это правда, уж перед ним-то точно лестница не появится. Он успокоил себя тем, что все гораздо сложней, нельзя верить ни глазам, ни фантазиям. Это — переход, но вот куда? И в смерти ли тут дело? Может быть, Тоня была уверена, что не умрет там? Тогда, получается, она бросила его, предала, не потрудившись серьезно объяснить свои намерения. Правда, она пыталась убедить его. Однако, смешно было бы подумать, что он рискнет ими обоими ради каких-то детей, будь они трижды его собственными! И если Тоня отправилась туда, значит, дорожила тем, что ее влекло в проем, больше, чем жизнью и больше, чем своим мужем. Она предала его. Боже, как это тяжело! Он знал, что все люди рано или поздно становятся предателями. Но был у него смысл жить в грязном, падшем мире и даже поддерживать его, управлять им. Потому что у него была она. Ангел, сломавший крылья и упавший в болото, но волею случая нашедший сильного покровителя.

Нет, не могла она предать. Дело не в предательстве. Бывают ситуации, когда человек просто не может противится, когда ничего от него не зависит. Только так он может объяснить поступок своего ангела. Или... сумасшествием. Впрочем, эти два случая мало разнятся. Она просто не могла поступить иначе. И, вполне вероятно, попала в беду. Только один человек может помочь ей. Александр шагнул на горячий песок.

— Он умирает, — с отчаянием констатировал Антон, отступая на шаг.

Трое молодых и здоровых людей в растерянности обступили тело четвертого. Состояние Александра было безнадежным — при температуре воздуха +70оС он медленно варился. Его не могла спасти даже тень, хотя они и соорудили над ним навес из одежды Тони. Он потерял сознание от теплового удара практически сразу, и они не нашли бы его, если б мать не предложила вернуться назад по следам. Сын порывался нести его куда-то, но Тоня остановила его. От горизонта до горизонта простиралась пустыня, а пульс у Александра уже стал нитевидным. Перемещать его было бессмысленно и опасно.

— Вспомни, мама! — кричал Антон. — Ты же можешь все! Ты — поле. Мы с Аней всего лишь наполовину поля и к тому же в неразвернутом состоянии, а ты — самое настоящее поле. Ты создала все это, — он укоризненно ткнул рукой в горизонт, — и ты можешь все пересоздать. И пересоздать папино тело, оживить его, сделать здоровым. Сделай же это, иначе будет поздно!

Но я ничего не могла вспомнить! Чувствовала, знала, что сын говорит правду, но у меня не было больше знаний. Неужели Александру придется умереть, а мне остаться жить с этим?

— Кто-то идет!

Я подняла голову и увидела того, кого знала всегда. Его имя не приходило на ум, но не надо было напрягать память, чтоб вспомнить о его могуществе. Прекрасный юноша подошел и остановился в трех метрах от нас. Я поняла — это не реальность, а аналогия. На самом деле он очень далеко — в другом пространстве и времени, и невероятно близко — он везде.

— Я все-таки вторгся в твой Дом, Пола, — произнес он, улыбаясь, и таким образом я узнала еще одно из своих имен. — На мне лежала ответственность за твое «сворачивание», и поэтому пришлось вмешаться, так как с ситуацией ты справиться оказалась не в состоянии. Мне нельзя было потакать тебе, но раз уж это произошло, придется вытаскивать тебя отсюда.

— Ты можешь помочь Александру?

— Помочь ему? Он получил по заслугам. К нему вернулась часть той боли, которую он причинил другим.

— Но ведь это мой Дом! Ему пришлось справляться с адом, который создала я! Значит, я тоже виновата.

— Знаю, Пола, поэтому я здесь. Ведь ты — мое дитя. Все, что я могу сделать — помочь тебе снова стать собой, — он сделал шаг навстречу, и у меня словно сердце остановилось от вспыхнувшего смущения и боязни. — Иди ко мне, Пола. Ты получишь все.

Преодолев огромное внутреннее сопротивление, я сделала шаг к нему. И в тот же момент увидела себя идущей по коридору Вселенского информационного Банка. Мой шаг убыстрялся и перешел в бег, а из бега в полет. Вскоре я осознала, что это движение исходит не от меня, а является следствием притяжения чего-то массивного. Притяжения непреодолимого, засасывающего. Первой мыслью было воспротивится, но с таким же успехом щепка могла бы сопротивляться течению могучей реки. Меня несло вперед, быстрей и быстрей. Полет стал походить на падение «вверх». От восторга захватывало дух, из горла вырвался крик. Я «разворачивалась»! На вздохе, на самой вершине подъема движение завершилось, и... я почувствовала себя кругами, бегущими по воде от брошенного камня. И целой рекой, несущей воды к океану. Океан, бесконечный и безначальный, неотвратимо притягательный и поглощающий, в котором предстоит полностью раствориться — это Вселенский информационный Банк. Освободившись при «разворачивании», я направила поток сознания именно к нему. Как артерия, несущая кровь к сердцу.

Теперь, когда сознание-поле полностью развернулось, я обнаружила, что река текла здесь всегда, и что мой уход был мнимым. При захвате человеческой личностью произошло частичное сворачивание поля — часть продолжала катить свои воды в информационный океан, а другая часть связалась с личностью. Эта часть потеряла возможность воспринимать многое из того, что было доступно раньше целому. Часть, связанная с Банком существовала, но оставалась пассивной. Поэтому в сознании Полы появились иллюзии — пунктирные мостики, ведущие к тому, что спрятано.

Никуда я не уходила. Это личностная часть ушла, чтоб создавать свой мир — Дом — одну из форм сознания. Теперь, полностью став сознанием, я легко могла снова менять его формы.

Я увидела часть Дома — песчаный мир, где лежал умирающий Александр, а рядом плакала Тоня, и изменила его форму. Теперь Тоня и Александр, вырвавшись из подземного города, где им грозила смерть за еретические проповеди, бежали по пустыне, условия существования которой были вполне человеческими. Они были в холщовых лохмотьях и без оружия, пищи и воды, над ними висела смертельная опасность. Я вздохнула: песчаный мир безрадостен, сколько его не меняй, таким уж сделало его наше соединение с Лисой.

Увидела я и другие миры — комнаты Дома, недоступные раньше восприятию. В одном из них Мъра и Александр болтали в уютном маленьком кафе, потягивая коктейли из бокальчиков причудливой формы, а за окном сверкало огнями здание Межгалактической экспертной коллегии. Он заявил, что вечером ему предстоит готовиться к завтрашнему докладу, и у нее он сегодня не останется. Она только улыбнулась, так как не успела предупредить его, что на вечер у нее запланирован девишник с парой закадычных подруг, в планы на сегодня и не входила пылкая ночь...

В подземном мире Александр и Антония сидели во главе длинного стола, заставленного изысканными блюдами. Вокруг приплясывал, отсыпая комплименты «царице бала» отталкивающего вида мужчина с рогами, курчавой бородой и от подмышек заросший шерстью. Какие-то черные не то курицы, не то зверьки прыгали вокруг. Однако, Тоня чувствовала себя в безопасности, знала, что никто не посмеет ее тут даже намеком обидеть. Случись такое, Александр бы на месте уничтожил дерзкого. Недалеко от них, справа, сидела девушка-блондинка, которую Александр по заступничеству жены вытащил из подвала черной жижи. Она выглядела ухоженной и свежей, а глаза все еще светились болью от пережитого. Тоня вспомнила слова мужа: «... только ради тебя. Ведь она сама совершенно сознательно залезла в грязь...»

А вот и самый уютный мир. Они сидят у камина и наслаждаются разговором. Что самое замечательное — в этой комнате Дома у них есть двое детишек — чудесные Антоша и Аня. Я почувствовала гордость от того, что нам удалось создать и такой мир. «Пола, — восхищенно говорил Лиса. — Какая ты красивая!»

И еще много миров увидела я...