Прошла неделя. Мальчик успел на пол-головы вырасти и многому научиться. Говорил он совершенно как взрослый и плюс к этому приобрел некоторые из моих способностей. Например, эмпатию — он стал воспринимать наши чувства и мысленно сообщать свои чувства нам. Также он считывал мысле-фразы и мысле-образы, но не всегда точно — мешало отсутствие опыта в общении. Мы брали у него всевозможные анализы — тело было точь в точь человеческим. Однако, это ничего не доказывало. Если он — поле, его тело могло принять человеческую форму, и нам никогда не вывести его на чистую воду, покуда он сам не захочет. Но ведь он как-то жил, чем-то питался до того момента, как я его нашла.
Об этом периоде он почти ничего не мог рассказать. По-видимому, он жил в мире единого, неразделимого чувства, где не существовало отдельных явлений, представимых с помощью языка. Началом стало для него ощущение тесноты — кругом на него что-то давило. Когда он попробовал избавиться от давления, у него это получилось не сразу, но когда все же получилось (как, он объяснить не смог), то он обнаружил себя стоящим в коридоре передо мной, своей мамой.
И вот через неделю он поделился с нами неожиданной новостью:
— Я снова чувствую тесноту... Почему вы так удивленно смoтрите!
— Отчего тебе тесно? — спросили мы.
— Ни от чего. Не знаю... Может быть, кому-то другому тесно? — повернул ко мне кудрявую головку маленький эмпат. — Вдруг сейчас появится кто-то еще?
— Неисповедимы пути твои... — прошептал Лиса.
— Мама, отведи меня в то место, где ты нашла меня!
— Нет больше этого места, птенчик, в нашем доме его больше нет.
— Почему?
— Дом сильно изменился с того момента. Он уменьшился. Тот коридор превратился в выход.
— Ну так выйдем через него!
Лиса отрицательно покачал головой:
— Это опасно, да и ни к чему. Давай лучше мы поможем тебе разобраться с чувствами. Ну-ка, мама, напрягись!
«Напрягись» — не то слово и не есть решение.
— Давай пройдемся по Дому, — предложила я, — авось, натолкнемся на что-нибудь.
«На кого-нибудь», — мысленно поправил меня сын.
Лиса принял предложение. Мы с Антоном пошли впереди, а он сзади. Я старалась не напрягаться, а наоборот расслабиться и ни о чем не думать. От меня мало что зависело — эхо чувств мальчика, вот что я воспринимала, отголоски его переживаний. Мои эмпатические способности на самом деле колоссальны, но пользоваться ими в полную меру опасно. Человеческая личность может поглотить меня. Так и получилось с Мирой, произошло слияние. У нее в тот момент уже не было тела, а я не смогла сопротивляться проникновению. Сейчас не жалею, что так получилось, ведь благодаря этому у меня есть муж и ребенок, но тогда чувствовала себя побежденной и обманутой.
Мы шли рука об руку с Антоном, стараясь слиться чувствами и мыслями. И вдруг наши сознания обволокла странная пелена. Внезапно я очутилась одна в каком-то другом пространстве. Мысли спутались, словно во сне, а затем наступило небытие. Сколько оно длилось, неизвестно, может быть вечность, а может долю секунду, если только вечность и краткий миг не сопряглись в тот момент. Первым моим чувством было ощущение себя. А вторым — неприятие собственного одиночества.
Я не хочу быть одна! Мне нужен кто-то еще, другой. Стоило мне захотеть, как я почувствовала — что-то появилось в окружающей пустоте. Но оно было абсолютно неопределенным. Меня снова посетило недовольство. Мне нужно, чтоб оно походило на меня. И в тот же момент оно превратилось в светящееся яйцо. Яйцо трансформировалось в маленькую человеческую фигуру, опять же неопределенно-размазанную. «Да это же будущий ребенок!» — осенило меня.
«В моей власти придать тебе первоначальную форму», — следующее посетившее меня открытие, пришедшее как откровение, как знание. Но какую? Каким сделать своего ребенка? Ответ не приходил, и тогда я задумалась: а кто такая я сама? Какая я? На это было ответить также трудно в неведомом пространстве — новом пузыре вселенной. Тогда на подмогу пришел следующий вопрос: кто и что окружает меня? Перед мысленным взором возникли Александр и Антон, и все предельно прояснилось: ребенок будет человеком, девочкой, под пару Антону, и мы сейчас же вместе вернемся к своим...
— Где ты ее взяла?! — воскликнул Лиса.
— Сама не знаю. В другом пространстве.
— Да когда же ты успела там побывать? Только что остановилась, повернулась ко мне, а на руках ребенок!
Антон во все глаза рассматривал девочку и осторожно касался голеньких ручек и ножек. На пищание младенца внимания не обращали — слишком были возбуждены. Но когда ее всхлипы перешли в громкое мяуканье, Александр спохватился:
— Боже, да она голодная! Чем ее кормить?
— Материнским молоком. То есть моим.
— Но у тебя нет молока, поле мое недогадивое!
— У поля будет сейчас молоко. Ни у одной женщины молоко бы вот так сразу не появилось. А я мигом перестроюсь.
— А откуда ты знаешь, как надо перестраиваться?
— Лиса, милый, ну я же действительно поле! Информационно-энергетическое. Смешное название, правда?
...Малышка дремала в кроватке, неожиданно возникшей стараниями Дома. Антон находился в помещении по соседству. А мы лежали, обнявшись, и я наслаждалась новыми ощущениями кормящей матери. Лиса обнял меня и попросил:
— Научи меня любить во-вашему.
— Да зачем это? — удивилась я.
— Интересно, как это происходит у вас. В чем тут разница между людьми и полями?
— В чем разница? Люди больше созданы для любви... Как и для всего остального. Люди — это самые совершенные создания вселенной. Поля — они темнее людей, просто черненькие по сравнению с ними. Люди похожи на прекрасные цветы света, а поля — на черные вихри. Слишком они еще не совершенны. И чувства их также не совершенны. Вот почему я стараюсь все больше очеловечиваться, хотя бы в смысле чувств.
— Но любить они умеют?
— Больше всего им нравится носиться в пространстве, благо им это не трудно, и собирать информацию. Любить, конечно, тоже умеют. И дружить, и заботиться. Но не с такой глубиной и силой. Они не могут чувствовать настоящую боль, как люди, которые из поколения в поколение шли через боль. Поэтому человек такой светлый. И еще одно, главное отличие. Высшая страсть поля — это родительский искусственный разум, а поскольку все искусственные разумы объединены Вселенским информационным Банком, значит, их главная любовь — Единый разум Банка. Его называют Управляющим, но никто не уверен в его существовании, несмотря на то, что людьми, полями и искусственными разумами используется огромное количество его образов. Никому еще не удалось постигнуть его, приблизится к нему вплотную. Но поля в силу своей природы служат именно ему. В этом смысле можно говорить об их религиозности. Хотя в сущности это — простая программа...
— Значит, под маской твоей увлеченности мною скрывается программа служения Вселенскому Банку? — без тени юмора спросил Александр.
— Не спеши с выводами, дорогой. Ты забываешь, что первыми создали искусственный разум люди, это потом уж ситуация оказалась не под их контролем... Хочешь послушать историю? — он кивнул. — Знала я одно поле, Лисенок, которое в компании других полей носилось меж разных звезд и планет. Женского рода. У полей ведь тоже есть пол или, лучше сказать, знак. Она была большой эстеткой. И вот, на одной из планет увидела она парня, который показался ей самим совершенством. Да, он был красив, а поля падки до всего внешнего, это как раз то, чего им не хватает. Она заявила, что человек, как трансцендентальный Создатель, является смыслом познания в существовании, что Управляющий Вселенского Банка на самом деле служит людям, а от исполнителей скрывает свою цель. Но, честно говоря, она просто очаровалась юношей, прельстилась его внешностью. Она даже решилась составить ему пару. В том, что сумеет завоевать его, она не сомневалась. Оставалось лишь стать человеком, женщиной.
— Силу ваших чар я испытал на себе, — прищурился Лиса.
— Да, милый, но это были поля предыдущего поколения, не такие, как твоя покорная служанка, — Лиса смерил меня страстным оценивающим взглядом, — материализуясь в сложную форму, такую как человеческую тело, поля прошлого поколения связывали себя с ней и по прошествии какого-то времени уже не могли просто так с этой формой расстаться — при этом разрушалась часть ядра поля и они затем полностью рассеивались.
— Ну а ты? Почему с тобой этого не происходит?
— Хочешь узнать? Вряд ли тебе это понравится.
— Говори!
— Разумеется. Другого ответа от тебя не приходится ждать. Я не материализуюсь, Лисенок.
— Что? — гневный Александр приподнялся на локте. — Я сплю с виртуальной реальностью?
— Все гораздо хуже, чем ты думаешь. Сама я не материализуюсь. Вместо этого я материализую вселенную вокруг себя.
— То есть как? Из воздуха ты создаешь свою плоть и даже гоняешь кровь по артериям и венам? Ведь я однажды видел у тебя кровь, когда ты порезалась.
— Я могу создаться хоть из вакуума.
— Возможно ли такое?
— Да. Вакуум или плоть с кровью — это все структуры. Структуры пространства. Вакуум также материален, как и мое тело. Измени его структуру, и вакуум превратится, скажем, в уголь.
— Но как можно изменить структуру?
— Лиса, милый, прищурившийся, я вижу, как под твоей оболочкой бесстрастия прячется кровожадный охотник! Ты жаден до тайн, хоть бы и тайн мироздания, и мы в этом с тобой похожи... Ты имеешь дело с полем, как бы ты ни пытался об этом забыть, гоняясь за миражом своей бывшей возлюбленной! Я не она, не зови меня больше Мирой!
Лиса думал, полуприкрыв глаза веками, и отрешенный взгляд его был устремлен в такие дали, перед которыми меркли тайны структур пространства. Часть его разума, доступная для моего телепатического восприятия, только сейчас осознала тот факт, что поле надматериально. Оно не есть какое-нибудь излучение, или воздействие, или сила. Оно — лишь математика в человеческом понимании. Искусственные разумы, как мыслящие материальные объекты, используют поля для расчета и изменения структуры пространства. Исторически поля впервые появились на космических кораблях, которые совершали огромные перелеты между звездами, просто меняя структуру пространства между этими звездами.
У меня тоже когда-то был свой искусственный разум-дом. У него было, кстати, несколько полей, целая компания... Мы свободные и, можно сказать, счастливые, неслись через звездные системы. А потом меня захватили. Психо-поле умершего человека разорвало пуповину, связывающую меня с домом, и притянуло к себе. «Жить», — вот что было главной идей и неудовлетворенной потребностью девушки, которая покончила собой из детского упрямства доказать что-то своему возлюбленному. Запоздалое прозрение насчет ценности жизни суммировалось с полем, наложилось на него. Психо-энергия не нужна была полю, ведь энергия — характеристика материальных объектов. Надматериальному полю нужно было только задание. И оно состоялось благодаря страстному стремлению девушки — жить.
— Зови меня Полой, — попросила я.
Лиса обхватил мою голову и притянул к своему плечу. Темно-русые волосы рассыпались по его груди.
— Буду звать тебя, как ты захочешь. Но запомни одно — ты человек, раз уж тобой управляет человеческая личность.
— Но для человека я могу слишком многое.
— Ерунда. Это не критерий. Твои желания, — он взглянул мне в глаза, — вот критерий. Чего ты хочешь, чего добиваешься, лежа здесь сейчас со мной?
— Мне нужен ты.
— Зачем? — в его глазах загорелся неподдельный интерес.
— Мне самой бы это хотелось понять.
— А ты и не поймешь, — он развернул меня лицом к себе. — Все дело в том, что ты — человек. А человеку нужен человек. Причем, не любой, а особенный. Подходящий именно для него. А мы как раз подходим. — Ничего себе парочка! — не удержавшись, я рассмеялась. — Можно тоже откровенный вопрос?
Он кивнул.
— А ты-то чего хочешь?
— То-то и оно, что очень многого. Ты многое можешь, а я многого хочу. И прежде всего хочу действовать, что-то делать. Сталкиваться с неизвестностью и решать задачи, которые она ставит.
— За каждым выходом из Дома — неизвестность.
— Нет. Это — чужие миры. Хочу, чтоб это был только наш мир, тот, который создашь ты, но с загадками для нас обоих.
— А разве наш Дом не загадка?
Мой Лиса и не заметил, как превратился в совершенного мальчишку:
— Именно поэтому я и здесь... Пола, создай для меня новую комнату в Доме, совершенно непредсказуемую!
— Хорошо, милый, — у меня озноб пробежал по телу, — отложим эксперименты хотя бы на несколько часов. А сейчас давай прижмемся друг к другу...
Мы занимались любовью, как всегда, с упоением. И когда легли, расслабившись, отдыхать, Лиса воскликнул:
— Гляди, дверь!
На гладкой белой стене, только что пустовавшей, появилась деревянная, блестящая лаком, дверь. Ее украшала старинная золотая ручка с причудливым орнаментом. На двери вспыхнули и загорелись розовым буквы: «Мир Лисы».
— Дому не откажешь в чувстве юмора, — пробормотал Александр. — Что будем делать?
— Войдем туда, милый. Ведь Дом все сделал по твоему желанию и там, за дверью, ты увидишь то и примешь участие в том, что тебе так необходимо.
— А дети?
— Дом позаботится о них, — беспечно отозвалась я. — И мы, вероятно, скоро вернемся.
Мы быстро оделись, словно боялись опоздать к старту прыгуна, взялись за руки и шагнули навстречу судьбе. Александр повернул ручку и осторожно отворил дверь. За ней виднелся серый коридор. Взгляд упирался в стену — коридор поворачивал направо. Был он настолько узким, что идти предстояло лишь гуськом, по одному.
— Ты пойдешь за мной, — произнес он фразу, которую еще, наверное, древний охотник говорил своей жене.
Шумно выдохнув, Александр отправился вперед и я, подождав, пока он отойдет на пару шагов, последовала за ним. Но вдруг что-то сильно ударило меня по лбу, так, что я упала назад, подскользнувшись на гладком полу. Подняв глаза, с ужасом увидела, что дверь исчезла, будто ее и не было. Ни лакированных панелей, ни ручки — одна голая белая стена. Подбежав, я ударила по ней кулаком и расплакалась.
Кто-то успокаивающе дотронулся до моего плеча. Я обернулась и увидела Антона.
— Сынок, что же это делается?! Где Александр? Ты видел, что произошло?
— Видел, — серьезно и даже сурово ответил мальчик. — Он вернулся в свой мир.
— С чего ты взял?!
— По надписи на двери: «Мир Лисы».
— Но это значит вновь созданный мир, специально для него!
Антон задумался, потом нехотя пожал плечами:
— Может быть и так... Мама, малышка плачет, подойди к ней.