Павел Титов

Зима перевалила пиковую отметку. Был последний день февраля, пришедшийся на воскресенье. Мы пришли с Мариной на платфору, я провожал ее на электричку. Она возвращалась в Москву, домой к родителям, которые были у нее весьма строгие и неприветливые. Ее открытость и душевная теплота взрастились в такой семье не иначе как из чувства противоречия. Мы избегали встречаться в ее чопорном доме, предпочитая дальнюю дорогу в Ближнее Подмосковье.

Поезд отошел, и я ощутил странное облегчение, словно после тяжелой проделанной работы. мы провели бурную ночь, полное забот друг о друге утро, все было просто прекрасно, но сейчас я не шел а летел по перрону, весело оглядывая заснеженные деревья, и дышал полной грудью. Меня переполняла легкость. Оказывается, за пять лет безсемейной жизни я приобрел привычки холостяка, и теперь нуждаюсь не только в семейном уюте, но и в свободе, чтоб распологать временем, которое принадлежало бы только мне. Тут я поймал себя на маленькой лжи. Мне нужно время, предназначенное не только для меня, но и для... Люси! Для мыслей о ней и о той непонятной силе, что обеспечивала ее посмертные появления. Я хотел понять, с чем мне пришлось столкнуться, я не мог об этом не думать, и вот эти-то размышления и стали самой сладкой частью моего существования, которое невозможно было разделить с Мариной.

Свист электрички затих вдали. И тут я стал свидетелем очень необычного природного явления. Белое зимнее небо вдруг расчертила молния. Я застыл на месте, уверенный, что мне почудилось, но характерный раскат грома подтвердил, что это была она. Молния.

Я резко повернул вправо и побежал к лесу, что высился сразу за платформой «от Москвы». След вспыхнувшей молнии все еще пламенел запечатленный у меня перед глазами. Я хорошо заметил место, где один конец молнии уперся в верхушки деревьев. И вот туда-то меня и повлекла странная зовущая сила.

Я несся, как лось, порой обгоняя вереницы семейных лыжников. Гуляющие по лесу люди всматривались в мою удаляющуюся спину, любопытствуя, куда это может так усердно стремиться мужчина, одетый явно не для пробежки. А мне было наплевать, что они думают.

Этот лес был мне знаком с детства, и существовало в нем множество местечек, которые я мог легко представить в воображении. Когда ударила молния, у меня перед глазами сразу же возник один из таких участочков леса. Я уверился, почему неизвестно, что молния разрядилась именно туда, и там наверняка мне откроется нечто очень важное, может быть исчерпывающий ответ на мучающие меня вопросы. Надо только поспешить.

Вот я и бежал, иногда проваливаясь в глубокий снег, стремился к своей цели — так называемой «Третьей горке». Через полчаса весь красный и запыхавшийся я достиг ее. Меня так и подмывало скинуть длинное тяжелое пальто, но разум, помнящий о переохлаждении на лавочке по осени и последовавшей изнурительной болезни, не позволял мне такой легкомысленный шаг. Однако соблазн, как всегда, оказался сильнее меня — слабовольного человека, и я снял пальто, уверяя себя, что это лишь на несколько минут. Когда распахнул полы, от пропотевшего свитера повалил пар. Я вылезал из рукавов и в этот момент перед внутренним взором вспыхнула новая картинка: расположенная в пяти минутах ходьбы отсюда западная оконечность леса, длинная и острая лесная коса на пригорке, взметнувшая ввысь верхушки елей. С юга и запада ее оконтуривала лесная речушка, уже несколько десятилетий загаженная отходами, сбрасываемыми из нескольких заводов, с севера граница косы проходила по полю.

Я добрался туда с большим трудом, потому что утоптанные тропы кончились, и пришлось идти, увязая в снегу, иногда проваливаясь по колено. Отважившись на безумный марафон, я явно не рассчитал свои силы, и на косу, на ее оконечность уже буквально выполз. Кровь стучала аж в ушах и даже на коже головы, на макушке — очень смешное щекотное ощущение. Дыхание из моих нетренированных прокуренных легких вырывалось со свистом, и какое-то время я стоял, ухватившись за еловый ствол, и пережидал, когда перестанут расцветать красные круги перед глазами.

И вот в просвете между багровыми пятнами мне привиделся угол голубого платья. Мои глаза возбужденно раскрылись. Бросив пальто на снег, я прорвал последний ряд деревьев и оказался на границе склона, залитого ослепительным белым цветом.

Метрах в пяти от меня стояла девушка. На ее хрупком теле развевалось от легкого ветерка тонкое длинное платье, края которого ложились на босые ступни. Встряхнув черными прямыми волосами, она неспеша развернулась и пошла по границе леса прочь от меня. Я побежал за ней. Крикнул ей в спину:

— Подожди! Стой!.. Я хочу большего!

И она остановилась. Вновь повернулась ко мне. Зазвучал знакомый родной голос, которого я не слышал так давно, по которому ужасно соскучился...

— Я не Люся.

— Я знаю, — моим голосом подтвердил за меня кто-то другой, тот, кто обладал холодным разумом и цепкой интуицией. А вот я, малодушный, предпочел бы обманываться, верить в то, что мертвые способны встать из могил. Но ведь она умерла — так постоянно повторял мне мой внутренний холодный голос.

Я остановился на некотором отдалении от девушки, памятуя о том, что ее прикосновения лишают сознания. Нет, я не боялся, просто отключаться было не время. Время было все узнать...

— Скажи, кто ты? Почему ты являешься мне?

— Я всем являюсь. Каждому человеку. Хотя бы несколько раз в жизни.

— Но почему ты так похожа на нее? И голос... тот же?

— Это не я похожа на нее. Скорее, она на меня похожа.

Мой разум несколько затормозил, пытаясь разобраться с этой дилеммой, и девушка снова повернулась, чтоб уйти.

— Стой! — отчаянно крикнул я, осознав, что присутствие этого босоногого божества, чьи ступни не проваливаются в снег, можно продлить, лишь будучи активным. — Зачем ты приходишь?!

— Я пробуждаю, — ответила она, полуобернув ко мне нежное сияющее лицо. — Я прихожу лишь тогда, когда человек готов проснуться... Люся проснулась.

Услышав последнюю фразу, я вздрогнул и протестующе воскликнул:

— Но ведь она умерла!

— Она так решила.

— Но зачем?! Ах Люська-Люська!.. Она всегда делала, что хотела! — не без злости отметил я. — И умерла, как ей вздумалось!

— Она сделала это, — подтвердило необыкновенное существо в образе Люси, который, возможно, был не истинным, а лишь притянутым моим сознанием, в качестве символа всего самого зовущего и таинственного. Короткая фраза, сказанная девушкой, была наполнена огненной силой, как и любое слово, любой звук, произносимый ей. И еще: ее фразы, короткие, даже отрывистые, были полны мощью смысла. Простого и одновременно многогранного, разящего пониманием. Да, впервые ощутил я, что такое истинное понимание — оно ранит. Это больно! И одновременно очень приятно... Девушка произнесла: «Она сделала это», и мне сразу стали ясны мотивы Люсиного ухода. Лучше всего поясняют ее поступок слова, однажды сказанные ею же: «Я завоевательница, Женька. Я долго завоевывала этот мир. В конце концов я приняла его таким, какой он есть, и затем пошла еще дальше — приняла таким, каким он станет, если все случится, как я захочу. Или даже таким, каким он предстает в моих страхах... Все равно, теперь этот мир — мой. Но я ненасытна, я хочу завоевать то, чего пока еще не знаю».

Ее смерть — ее победа.

Но как быть со мной?..

Едва этот беспомощный вопрос возник в моей голове, босая девушка, чье лицо сияло даже на алмазно-белом фоне, вновь решила покинуть меня. Я стоял, сжав кулаки, забыв о холоде, остро понимая происходящее, ведь у явившегося мне божественного существа говорящим был каждый жест. Она приходила, чтоб пробудить меня — о, я ведь еще не знаю даже, как это! —но мое желание, позвавшее ее, оказалось неглубоким, мое горение тут же погасло, и она уходила, потому что надобность ее пребывания здесь отпала. Я заговорил о Люсе, но ведь эта девушка пришла сюда только ради меня. Она в состоянии помочь только мне. И если я позволю ей помочь мне, возможно... мне еще удастся приблизиться к Люсе.

— Не переживай о ней, забудь о ней, — вдруг остановившись, мягко проговорила девушка. — Она — одна из моих эманаций.

— Эманаций? — растерянно переспросил я.

— Да. Всего лишь — часть.

Огненные слова вошли в мое сознание. Так велика была сила смысла, что я понял сразу все и больше не осталось повода для дальнейших расспросов. Та, что мне грезилась, более не существует... да и не существовала никогда. Была только эта девушка в голубом платье. Какая страшная... какая сильная правда!

Моя мысль воспринялась божественным существом как шаг вперед. И она подарила мне еще одну фразу:

— Я рождалась, чтоб встретиться с собой. Я, пробуждающая, узнала сама, что это такое — проснуться.

Понимание происходящего озарило мое сознание. Я понял зачем она здесь и чего ждет от меня.

— И я тоже хочу проснуться!! — крикнул я так, что с одной из веток посыпался снег. Прямо на мое разгоряченное лицо.

— Если б ты смог проснуться хотя бы на несколько минут, — тут она впервые взглянула мне прямо в глаза и все мое тело ощутимо встряхнуло током, — это было бы великим достижением.

— Но я хочу, хочу проснуться! — я подбежал к девушке, протягивая руку, но когда почти коснулся ее, опомнился и отскочил назад. — Хочу проснуться и увидеть, каков мир на самом деле! Иногда перед засыпанием я вижу странные картины, не принадлежащие этому миру, — я зачастил, стараясь разговором задержать ее и в то же время опасался, что она может уйти именно из-за моей болтовни. — Я видел несколько раз вообще непонятно что, возможно, структуру пространства. Но я хочу большего! Не хаоса, не видений, а ясности!

— Поэтому я здесь, — негромко произнесла девушка в голубом платье, и каждое ее слово пронзило меня электрическим разрядом. — Ты хочешь проснуться пассивным зрителем, но это опасно. Мир обрушится на тебя, и ты погибнешь. Тебя спасет лишь собственная активность.

— Я хочу быть активным, — пробормотал я и тут же понял, что это глупо. И прошептал в замешательстве. — Я хочу...

— Что ты хочешь? — спросила девушка, вновь полуобернувшись ко мне, и каждый произнесенный звук словно втыкал в мозг иголочку. В ее вопросе не было желания уточнить, а только — побуждение к действию. У меня возникло четкое ощущение «де жа вю». Этот полуоборот головы, этот разящий прямой вопрос о выборе... Словно меня ставили перед ним миллион раз, еще до рождения вселенной, и это будет длиться до тех пор, пока я не решусь...

— Что я хочу? — переспросил мой исступленный голос. Девушка молча ждала. Снежинки мягко обволакивали ее маленькие голые ступни. Я понял: ей ответ на этот вопрос нужен не меньше, чем мне. Она не уйдет. И мне сразу стало спокойно. Удивительно — в один миг сердце очистилось от боли и страхов. Оно стучало, диктуя слова вопроса: «Что я хочу? Что я хочу? Что?...» Дальше я разговаривал скорее с собой, нежели с ней, но слова, произнесенные вслух в присутствии девушки, приобретали роковую значимость:

— Что я хочу?.. Наверное — радоваться... — и я примолк, потрясенный собственным открытием. — Да, я хочу радоваться!!

Глаза девушки в голубом платье вдруг стали огромными и вспыхнули нестерпимо ярко. А затем слились в один сияющий диск. Но я не зажмурился и не ослеп. Не напрягаясь, спокойно и даже бесстрастно смотрел я на то место, где только что находилась человеческая фигура. А сейчас там был только свет ярче тысячи солнц. И когда разряд молнии прошел через мое тело, очищая сознание от всех навязанных схем, я увидел мир таким, какой он есть.

Но я не умер...

И затем, по прошествии времени, не впал в отчаяние, хотя мне точно известно — такие события не повторяются...

Отчаяние, смерть — это теперь не для меня...

Потому что я хочу радоваться.